Вот, нашла, кстати:
Мыс Айя
От беды, от горьких дней, от тоски, от кашля, городской пыли и сутолоки убегайте на мыс Айя в любое время года. Здесь вы будете спасены тишиной, чистотой и сказочной красотой гор и моря. Я безумно люблю этот скалистый мыс, замерший над синим морским окоемом.
Мы идем по старой кордонной тропе. Когда-то по ней тупотели сапожищами греческие пограничники из батальона полковника Риволотти, теперь она заброшена, запущена, но еще хорошо служит редким посетителям этих мест. Вокруг хаос вздыбленных камней и реликтовый лес.
Вверху бурлят, клокочут острыми застывшими гранями каменные стены и уступы. И кажется, что они и закрывают полнеба. Молнии порой ударяют в их твердь, и тогда берегись камнепада. Все тут — диковинно-блистающий мир ярких красок моря, неба, гор.
Долго и внимательно смотришь на гладкие отвесы мыса Айя с желтыми впадинами и красноватым налетом, черные щели, на уцепившиеся стволы деревьев. Опасны, но привлекательны каменные стены, и альпинисты любят по ним подниматься. Бывал и я на них и будто пил мед спортивных удовольствий в стихии отвесного камня, поэзии и зове гор, крепком и сильном товариществе и счастливой песне победы над могучим скальным гигантом. Правда, все замешано было на соленом поте, замирающем страхе от качающейся пропасти, ссадинах и царапинах.
Раньше ялтинские экскурсоводы приводили сюда экскурсантов на три дня, бродили по тропам, наслаждаясь целебной тишиной, слушая легенды и мифы. На лето я брал сюда своих детей. Ночное купание приводило их в восторг. Зеленовато-волшебные искры горящего моря, как упавшие звезды, сверкали и гасли в моих ладонях. Я превращался в античного героя. А рядом в голубовато-изумрудной толще скользили бронзовые тела русалок и чудовищ с большими стеклянными глазами. Это любопытные друзья в подводных масках бродили по морскому дну.
Одна русалочка подплыла ко мне. И я увидел на ее устах жемчуг моря. Это была моя дочь. "Папа, смотри, я свечусь, как фонарик!" — кричала она в изумлении. И мы плавали в жемчужном море. Не надо быть античным героем, лучше родиться просто человеком и с наслаждением принимать этот дар земной жизни, это летнее море у Батилимана.
Высота мыса Айя — 560 метров, скалы сложены верхнеюрскими мраморовидными известняками, а горные склоны покрыты уникальными субсредиземноморскими редколесьями. Здесь 500 видов растений, из них 28 занесены в Красные книги. Ботанический заказник мыс Айя республиканского значения с 1982 года (1340 га, в том числе 208 га прибрежной акватории Черного моря). Из древесных реликтов главная — сосна Станкевича, или пицундская. Названа она именем первооткрывателя лесовода В.И.Станкевича. Эта сосна, обладающая серым стволом, темно-зеленой хвоей и крупными одиночными шишками растет на скальных склонах до высоты 300 метров. Второй значительный представитель на мысе Айя — это можжевельник высокий, здесь растут кряжистые старцы более чем 250-летнего возраста. А земляничник мелкоплодный собрал на мысе более 3100 взрослых плодоносящих деревьев.
Есть в заказнике и много кустарников: ладанник крымский, иглица понтийская, жасмин кустарниковый, вязель эмеровый, плющ крымский, держидерево. Из травянистых видов особенно интересны компе-рия Компера, дубровник белый, асфоделина желтая, вечерница Стевена, эфедра колосковая, анакамптис пирамидальный.
Экзотику субсредиземноморской природы заказника дополняют редкие виды животных: большой и малый подковонос, орлан-белохвост, леопардовый полоз и др.
...Однажды я словно прикоснулся к чудесной строчке мыса Айя. Представьте, как по волнам стремительно несутся дельфины. На спине одного из них сказочный принц, трубящий в перламутровую раковину. Он возвещает о появлении Афродиты, богини любви, рожденной из морской пены. Она восседает в коралловой карете, скользящей по горящей воде. Карету сопровождает пышная свита. Магическое свечение фосфоресцирующего моря обрисовывает изящные контуры ставриды, скумбрии, пеламиды, кефали. Сарган, меч-рыба и акула катран, будто сверкающие торпеды, оставляют тающий след фейерверка. Серебристые струйки хамсы, золотистых шпрот и розовых барабулек цветными волнами несутся за коралловой каретой. Голубые люстры медуз освещают путь Афродиты. Море разгорается с фантастической сказочностью и величественностью. Мраморные и каменные крабы с острыми клешнями-секирами застыли на камнях, как телохранители богини. Водоросли густыми лесами укрыли мохнатое дно с камнями и рифами. Подводные течения медленно колышут травы, и в них блистают бриллиантовые огни. Над горящей морской водой звучит голос Афродиты: "Всем на свете дарую Любовь — Великую и Вечную!"
А на уютном маленьком пляже появляется прелестная девчушка. Она танцует и поет, радуясь дивному свечению — одному из самых изумительных явлений в мире. При механическом раздражении фосфоресцируют морские организмы. У них вырабатывается особое вещество — люцеферин. Когда он вступает в соединение с кислородом, то выделяет световую энергию.
Девчонка смело входит в горящее море, и драгоценные огни струятся по ее стройному телу. Увидев ее, принц Афродиты, забыв про торжественный конвой, бросается навстречу юной богине. Она звонко смеется и обливает мальчугана сверкающей водой. Принц больше не желает носиться на спине дельфина, играя в волнах и пене. Ему вдруг по необъяснимой причине хочется коснуться губами невесомой руки девчонки в искрящихся зеленых каплях. А она, проказница, совсем не знает о любовном гимне Афродиты и весело шлепает мокрыми ладошками забияку-мальчишку...
Недавно мы снова совершили семейную экскурсию к мысу Айя. Взошло солнце, и скала засияла чистыми золотыми краями. Я решил рассказать своим детям об античной истории, о Гомере, о его поэзии. Лучшего места для такого урока не найдешь.
Летний крымский зной, сладкий и терпкий, праздно колыхался над нашей стоянкой. Рядом переливалось солнечное море, мягко шурша прибоем. Мы сидели на берегу. Я читал Гомера. Древний гекзаметр. Драгоценные слова.
... Проходит время, и опять становится не по себе: то ли беда кружится над головой, то ли необъяснимая тоска навалилась. Значит, надо собираться к мысу Айя.
Был ли Гомер в Тавриде?
Летом я отдыхал у моря. Поселился в укромной бухточке. Купался, загорал, нырял под камни, отдирая мидии, разжимал их створки и ел содержимое. К столу у меня еще лежали в запасе соленая брынза, десяток красных помидоров, горбушка хлеба и оплетенная бутылка с виноградным вином. По старому греческому обычаю сухое вино я разводил холодной водой.
Гомер находился со мной. Я открывал книгу и читал строки поэмы:
Плыли; корабль наш бежал, повинуясь кормилу и ветру.
Были весь день паруса путеводным дыханием полны.
Солнце тем временем село, и все потемнели дороги.
Скоро пришли мы к глубокотекущим водам Океана.
На другом конце пляжа появилась странная фигура. Незнакомец был одет в белый хитон. Длинные волосы перехватывала узенькая кожаная ленточка, а рыжая борода гордо горела на закатном солнце. Он шел босиком по мокрой гальке, края отяжелевшего хитона волочились за ним. Остановился невдалеке от меня. Повернул голову к солнцу и замер. Словно окаменел, будто время-вечность отлило его из бронзового солнечного света. Сквозь вечерний морской покой я услышал, как старик шептал молитву. Я прислушался и вдруг понял — ведь это строки гомеровской "Одиссеи":
Гелиос с моря прекрасного встал и явился на медном
Своде небес, чтоб снять для бессмертных богов и для смертных
Року подвластных людей, на земле плодоносной живущих.
— Кто вы? — не сдержал я своего любопытства.
— Гомер! — ответил старик, не поворачивая головы. Я опешил и, конечно, не поверил, даже промелькнула мысль, а не с больным ли человеком я повстречался. Но решил поддержать игру старика, может быть, его последнюю угасающую мечту.
— Но ведь в Крыму вы не были?
Вместо ответа Гомер обвел руками бурые скалы, поросшие мхом и лишайником, как скелеты ископаемых гигантских животных, и медленно прочел:
Там киммерян печальная область, покрытая вечно Влажным туманом и мглой облаков; никогда не являет Оку людей там лица лучезарного Гелиос, землю ль Он покидает, всходя над звездами в обильное небо, С неба ль, звездами обильного, сходит, к земле обращаясь;
Ночь безотрадная там искони окружает живущих.
Я молчал. Зачем перечить безумному старику, когда он в чем-то прав. Может быть, даже в очень малом, но прав. Я еще не знал конкретно, в чем, не имел даже слабых доказательств, а, возможно, просто хотел, чтобы великий поэт был на моей родине, ведь он так точно описывал древнюю Киммерию.
Гомер был слеп. Для него жили только звуки. Наверное, он часто сидел у моря, слушая мерный рокот прибоя, шорох оливковых рощ, трепетные девичьи голоса, и слагал свои дивные песни. И так же, как сейчас, с необъяснимой красотой шумело и пело море. А великий старец чуть с придыханием, с короткими паузами вещал морю, земному миру свои неугасимые песни.
Жил или не жил Гомер? Кем созданы прекраснейшие поэмы древности? Одни исследователи утверждают, что "Илиада" является не произведением одного автора, а соединением песен разных времен (диссертация аббата Франсуа д'0биньяка, 1664 г.). Другие ученые поддерживали авторство Гомера (Ксенон и Гелланик, III в. до н.э.). А вот Аристарх выдвинул такое предположение, что "Илиаду" Гомер создал в юности, а "Одиссею" в старости. Биографических данных о Гомере мало, и это послужило причиной возникновения многих версий. Но все суждения о личности Гомера нужно строить на изучении его эпического творчества.
Легенды о Троянской войне подтвердились нахождением подлинно существовавшего города в Малой Азии. Это доказал немецкий археолог Генрих Шлиман. Это он, используя гомеровские песни, произвел раскопки и нашел мифическую Трою.
В славную пристань вошли, ее образуют утесы, Круто с обеих сторон подымаясь и сдвинувшись подле Устьями великими, друг против друга из темныя бездны Моря торчащими камнями, вход и исход заграждая.
Здесь многострадальный Одиссей попал в страшное и опасное приключение с лестригонами. Хитростью он ускользает от копий кровожадных чудовищ. С какой точностью и географической достоверностью описывает Гомер балаклавскую бухту, где, по легендам, проживали могучие лестригоны! Как великолепны поэтические сравнения!
Мимо стремнистых утесов в открытое море успешно
Выплыл корабль мой; другие же все невозвратно погибли.
Осенью, в дождливый холодный вечер я попал на репетицию студенческого театра. И совсем не удивился, когда увидел моего рыжего безумного старика, представившегося мне Гомером на берегу Черного моря. Он был актером и режиссером молодого студенческого театра. Конечно, меня он не узнал. А я теперь хорошо понял, зачем ему нужен был тот летний спектакль. Зачем он так серьезно и правдиво обживал свою роль среди рокота волн и бронзовых закатов солнца.