Мамины дневники. Версия ОльхенСОВМЕСТНОЕ ПРЕБЫВАНИЕНа вторые сутки после родов в десять утра в палату зашла детская сестра с кипой пеленок, за которыми я сразу не заметила маленький кулечек, который на самом деле был моим Витюшкой. Я недоуменно приподнялась на кровати, потому что не совсем понимала, зачем мне все эти тряпки, да еще и в таком количестве. Тут сестра прояснила ситуацию, сказав: «Мамочка, держите ребеночка!», — дала мне Витюшу, положила на пеленальный стол всё, что было у нее в руках и скрылась. Как я была благодарна судьбе и родителям за то, что у меня младший брат, потому что у меня не возникло вопросов, как пеленать, мыть попу, да, просто, как держать малыша… Иначе — я не знаю, что бы я делала с младенцем, так как помощи ни от кого не было. Медсестра в детской на тот момент была одна и уделить мне внимание она не могла.
Единственное — меня многие здесь не поймут, но этот пресловутый запах ванили, о котором столько пишут, и которым восхищаются многие мамы, не показался мне столь прекрасным. Так пахнет вазелин, которым мажут малышей. И я чувствовала именно запах вазелина с примесью ванили. По мне — уж либо чистый вазелин, либо ваниль! Эта смесь просто раздражала меня, и я все хотела быстрее ее смыть. Ванилью Витюша запах позже, когда на смену молозиву пришло молоко. Переходное мое молоко было желтым, очень сладким и с сильным вкусом и запахом ванили. В двенадцать прибежала ненатолог, тут же принялась меня пугать: снова возник термин «гипервозбудимость», подтверждалось это опять-таки тем, что малыш срыгивает… Кстати, как только мне его отдали, срыгивать он перестал! Еще она сказала, что отдала мне ребенка только потому, что я не после операции, а вообще, место ему в детской, под бдительным оком медперсонала, и на ночь его еще раз осмотрят и заберут, скорее всего. И мне надо каждые три часа ходить в детское и кормить Витюшу смесями. Я же была спокойна, как удав. Нет, как тридцать три удава. Сама удивлялась своему спокойствию и смелости, потому что сразу же решила, что на двенадцатичасовой докорм мы не пойдем, а попробуем приложиться к груди. Рисковала получить орущего и голодного малыша до 15.00 (до следующего докорма), но рискнула. Легла лицом к стене, у стены положила ксерокопии Сирсов с картинками о правильном прикладывании, Витюшку положила под бок, и мы почти сразу присосались!!! Что-то он высосал, потому что уснул крепким сном через какое-то время. Тут же начались звонки родственников с требованиями вернуть ребенка на ночь в детское отделение... Звонила моя мама, Лешина мама, моя бабушка, и даже Леша что-то робко напоминал про мой гемоглобин и обмороки. Но всем было сказано очень жестко, что ребенка я из своих рук не выпущу и в детское отдам, только если на этом будет настаивать врач. И то — сделаю все, чтобы врача переубедить, потому что никогда не поверю в то, что просто лежать в кроватке в детском отделении и кушать смеси может быть лучше, чем быть все время у маминой груди. Кстати, как только мне отдали Витюшу, я забыла про свое состояние и вовсю ходила с ребенком на руках в детское, если что-то было нужно. Как только я отправлялась куда-то без малыша, возвращались и слабость, и головокружение, а с ним происходила полная мобилизация организма. О чудо, на ночь мне его оставили. Наша первая проверка на прочность прошла удивительно хорошо, я себе представляла что-то ну очень напряжное - рыдающий младенец, беспомощная мама с красными от недосыпа глазами, не знающая, как его успокоить... Вот этого ничего не было. Мы поели в десять, к двенадцати оголодали, а молозива было мало, пришлось сходить и последний раз докормиться смесью, после чего мы уснули и проспали еще пару часов. Потом я наплевала на все роддомовские устои и взяла Витюшу в свою кровать, потому что цель моя была - грудное вскармливание, а не смеси, а для этого малыш должен постоянно быть у груди, быстрее молочко придет. Остаток ночи мы постоянно чмокали, а около шести утра, перед подъемом, я убрала малыша в кроватку, чтобы не вызывать истерик персонала. Кстати, я оказалась совершенно спокойной просто железобетонной мамой. До родов я думала, что первое время не спущу ребенка с рук, спать не буду вообще, чтобы следить за его дыханием, и даже в туалет, пардон, выйти не смогу — а вдруг чего?! Но природа все за нас предусматривает. Психика сразу сказала мне: «Стоп, без паники, нервы должны быть там, где для этого есть объективные причины, в остальном должно быть спокойствие, только спокойствие, как говорил великий Карлсон». В первую же ночь мы с сынулей дрыхли в обнимку на роддомовской кровати. Я не рыдаю над пятнышками потнички или над ребенкиными царапками, не ставлю ребенку страшных диагнозов, если у него просто грустные глазки, по мнению окружающих... Ко всему этому склонен наш папа. Я считаю, что одного паникера в семье достаточно. Все то же, что про первую ночь вместе с малышом, я могу сказать и в целом про совместное пребывание. Для меня это изначально был единственный возможный вариант, хотя я только интуитивно могла предполагать, как это. А уж сейчас, после того как мы с Витюшей прожили четыре дня вместе в роддоме, я могу не то что советовать всем совместное, а даже настаивать. Честно скажу, ничего сложного я не встретила, говорю это как человек с нежилым гемоглобином в 60 единиц! То, что мне отдали ребенка, способствовало моей скорейшей мобилизации и восстановлению, я в этом уверена. А уж как малышу нужна мама, всегда, а не в часы кормлений по какому-то нелепому расписанию, и говорить нечего. А как легко потом дома: ты все знаешь, ко всему готова… Муж в первые сутки наши после выписки был несколько растерян, а я искренне удивлялась: чего это он, все же так легко и понятно?! Просто я одна с малышом за эти дни в роддоме уже изучила все его привычки, ко всему приспособилась и всему научилась. На третьи наши сутки продолжилась эпопея борьбы за ГВ. Пришедший неонатолог сказала, что состоянием ребенка она очень довольна, все у него стало вдруг замечательно, но нам надо ходить в детское каждые три часа и съедать уже по 20 г смеси! Где логика? Вчера мы не съели даже предложенных 10 г, а только 5, потому что грудь сосали, а сегодня надо 20 просить? Я не выдержала и стала спорить, сказала, что на 12 часов дня мы еще ни разу не были на докорме, а ребенок спит довольный, значит, всего ему хватает. В ответ она надавила мне на грудь и сказала, что ему не может хватать редких капель молозива, которые у меня есть. То, что капли редкие, потому что ребенок ел 15 минут назад и все элементарно высосал, ее не убедило. На этом мы и расстались. Докармливаться, конечно, я и не думала! После обеда пришла сестра из детского отделения и объяснила, что сейчас заберет ребеночка на прививку БЦЖ и на отсечение остатков пуповины. Я сильно порадовалась, что это не делается при маме. Елена Анатольевна Соловьева нам на курсах говорила, что в первом роддоме остатки пуповины прямо в палате при мамочках отсекают, если пребывание совместное. Через 20 минут мне уже возвращают малыша, а я при этом по телефону с мужем говорю. Отмечаю только, что ребенок не плачет. Встать со швами могу только после того, как заканчиваю разговор. Ребенок лежит на левом боку, спиной ко мне, я переворачиваю его к себе и немею — это не мой малыш! Так быстро я еще не бегала никогда в жизни, оказывается, и со швами все возможно! Меня пугало только то, у какой женщины сейчас мой Витюша? Добегаю до конца коридора, а в детское не пускают, там же прививки делают, вся как на иголках дожидаюсь выхода медсестры, вместе бежим за чужим ребенком… Мой, оказывается, еще в детском. С трудом представляю, как это можно было сделать, потому что у детей бирки на обеих руках, плюс за пеленку заткнута большая бирка с номером палаты и фамилией мамы, просто отдали не глядя ребенка, и велели в 418-ю нести, а сестра не проверила, хоть и удивилась, потому что карта моего малыша еще на столе лежала в кучке тех, кому еще прививки не сделали. Настоящий фильм ужасов. Поворачиваешь своего ребенка к себе, а там — чужое лицо... Сначала кажется, что сошла с ума! Такая паника накатывает... Как я бежала в детское! В ночь с третьих на четвертые сутки неожиданно приходит молоко. Засыпаю с пустой грудью, через каких-то два часа просыпаюсь с каменной, везде боль, уплотнения. Как же мне стало страшно, казалось, что это больше уже не моя грудь, там поселился чужой, нет, целая армия чужих, потому что эти уплотнения - какие-то мигрирующие, будто в них живет кто-то... А ребенок спит и спит, проснувшись, возмущается: не нужна ему эта каменная грудь, сами ешьте из такой. К шести утра даже соски отекли и болят до невозможности. Бегу с ребенком в охапку в детское, и начинается борьба... Сидеть мне нельзя, лечь там, конечно же, негде, прижимаюсь к стене, меня пытаются расцедить, когда только дотрагиваются до сосков — уже дикая боль, слегка бьюсь головой о стену, чтобы сместить хоть как-то центр это невыносимой пульсирующей боли. Периодически сестра пытается присосать Витька, он сосет пару минут, весь краснеет, начинает ругаться — тяжело бедняге. Потом меня ведут в палату, чтобы уложить на кровать. Становится полегче, ребенок сосет минут по пять, но начинается новая проблема — молоко течет само и малыш быстро смекает, что к чему, просто ждет, пока ему стечет определенная порция молочка в рот и глотает, потом опять ждет, а сосать упорно не хочет. Меня расцеживает все детское отделение и дежурная медсестра, врачи постоянно прибегают. Как же я им всем благодарна за помощь в борьбе за ГВ! Пока Витюшка спит (а делает он это, к счастью, много часов в день), я цежусь молокоотсосом. Как же здорово, что он оказался там со мной сразу. Если бы надо было просить кого-то его купить и привезти, не знаю, как бы я выдержала постоянное расцеживание руками. «Авент» мне просто жизнь спас: расцедилась, молоко потекло по ногам... Что-то невероятное, сестра хозяйка постоянно меняла мне ночнушки, а они через 15 минут были все мокрые — от груди и до самого низа. Смеюсь над тем, что когда-то печалилась по поводу того, что нельзя в 7-й роддом свои сорочки. И хорошо, что нельзя. Весь пол в палате — в молоке, липкий, сладкий. На всю жизнь запомню мерное поскрипывание молокоотсоса и звук, с которым резиновые шлепки прилипают к полу... И еще этот запах ванили: сначала мне нравилось, что мое молоко так пахнет, а потом уже тошнить начало. Казалось, все пропахло этой ванилью… Вечером мне делают ультразвуковой массаж груди. Такое облегчение. Про выписку так ничего и не говорят, кровь брали уже раз десять, наверное, но к убийственно низкому гемоглобину прибавились высокие лейкоциты из-за груди, плюс ко всему нашли бактерию в моче. С таким «букетом» не выпишут. Говорят, что будут еще раз брать анализы утром в субботу и решать по факту. Этаж почти пустой, почти всех выписали, новые еще не поступили, медсестры на посту смотрят бесчисленные передачи про Янковского, который умер позавчера. Возвращаюсь в палату, чудо мое вытащило руки из пеленок и радостно спит, раскинувшись. Проснулся. Опять так же поели — лежал и ждал, пока молоко натечет само ему в рот. Потом наряжаю его в бодик, не забавы ради, а просто для того, чтобы ребенок понял, что это такое. На выписку-то у нас нормальная одежка, а не пеленки. Витюша совсем не сопротивлялся и не всплакнул даже. Последняя ночь в роддоме была не очень приятной. Во-первых, завернул дикий холод, и в моей палате с двумя окнами было просто жутко: забрала Витюшку к себе, закутала его в одеялко байковое, но он все равно мерз. Во-вторых, такая манера еды, которую малыш для себя выбрал, не способствовала его насыщению, у груди он был постоянно, но не сосал, а собирал в рот текущее молочко, которого явно было мало, Витек просыпался каждый час и плакал голодными слезами... А у меня сердце разрывалось: ребенок голодный, а я молоко выливаю в раковину, цедиться-то надо, чтобы очередные застои не провоцировать, а молоком этим уже не напоишь. Хоть я и умею поить из чашки даже такого кроху — молокоотсос уже не стерилизованный... Как же я хочу домой, вызвать консультанта по ГВ, тем более дома всегда знаешь, что сынулька голодным не будет: простерилизовал отсос, сцедился, напоил из чашечки... И третья проблема этой ночи заключалась в том, что под окна соседней палаты явился какой-то пьяный неадекват. Видимо, с матерью ребенка у него были сложные отношения, потому что он крыл ее трехэтажным матом и требовал показать дочь. Самое неприятное, что только что родившая женщина отвечала ему примерно теми же словами, что дочь он не увидит. Неужели человек, родивший в этот день, не понимал, как себя чувствуют другие женщины рядом, что слушать чью-то грубую перепалку под окнами роддома в три часа ночи — это не самое лучшее для всех. Так и прошла эта ночь: крики голодного ребенка, холод, боль в груди и вопли какого-то болвана... Страницы отчета |
|
