Мамины дневники. Версия ОльхенРОДЫВ четыре зашла врач, сказала, что придет через час, и тогда уже посмотримся. Я лежала, слушала музыку, лениво считала интервалы и все волновалась, что я выдаю желаемое за действительное — а вдруг я и не рожаю совсем. Все говорят, что схватки ни с чем не перепутаешь, а я все думала, что у меня иногда месячные гораздо более болезненными бывают, а тут, при таком интервале, боли нет. А еще вспоминала, что у кого-то предвестники дико болючие по 2-3 дня бывают. Вдруг у меня все это сейчас на неделю затянется? Дышала глубоким диафрагмальным дыханием и вспоминала слова Марины Робертовны о том, как важно менять фокус, постоянно смотрела на что-то новенькое. Пасмурный день разгулялся, и солнце весело отражалось в окнах цветных новостроек, а на асфальте перед роддомом глаз радовали поздравления счастливых пап с рождением детишек. Кто-то примотал к лавочке гроздь цветных шаров. Казалось, все вокруг радуется вместе со мной этому дню. Телефон, конечно, разрывается от звонков. Родившие подруги уверяют, что я рожу сегодня, а я все не верю. Мама болеет душой, спрашивает, сильно ли мне больно, а я все удивляюсь таким вопросам. А еще мама, набродившись вдоволь по дебрям интернета и начитавшись страшилок, волнуется, что мои роды начнут стимулировать. Я смеюсь: если это действительно роды, то чего там стимулировать? Муж все спрашивает, когда ему выезжать, но я же, вроде как, не рожаю еще… Врач обещала зайти через час, но прошло уже почти два, а ее все не было. Как потом оказалось – экстренное кесарево, она задержалась на операции. Слава Богу, хватило у меня разума после 17.00 позвонить Леше и сказать, чтобы выезжал, иначе бы точно не успел. Решаю сменить фокус кардинально, выхожу из палаты, гуляю по коридору, читаю плакаты о вреде курения во время беременности и инструктирую брата по телефону, как писать курсовую по макроэкономике. Все думаю: интересно, сантиметров пять раскрытия хоть есть у меня уже?! В седьмом часу пришла Татьяна Вадимовна. Я бодро рапортую, что у меня интервал – три минуты. Она, кажется, не верит: не выгляжу я совсем на такой интервал. Но говорит, что надо посмотреться, а то рожу в палате. Бегу бодренько в смотровую, взлетаю на кушетку, смотримся… Вот этот миг я запомню на всю жизнь и ежедневно прокручиваю его в своей памяти для поднятия настроения… Лицо врача меняется так, как не может поменяться за эти доли секунды, и я слышу только одну фразу: «Ну ты, мать, даешь! Восемь…». И дальше все вокруг начинают бегать, суетиться, давать друг другу указания, а я впадаю сначала в ступор, потому что не понимаю, чего восемь? САНТИМЕТРОВ?!!!! А потом – в эйфорию: в голове все крутится фраза Елены Анатольевны о нестерпимой боли при раскрытии в 7 см, а у меня – восемь, и нет боли, неееет, вернее, она, наверное, есть, но совсем не такая, которую я ожидала на родах, поэтому за боль я ее не признаю… Это значит, что скоро уже все закончится, не успев начаться. Вот это да!!! Конечно, никакой клизмы, которую я так боялась, мне не делают. Я рожаю уже, не до этого. Меня быстренько ведут в палату, просят собрать вещи, оставить пакеты у кровати: их мне передадут потом, когда рожу. С собой – только воду и отключенный телефон. Никаких массажеров, плейеров и т.п., что говорили брать с собой в первом роддоме. Так что, если кто хочет взять это в седьмом с собой на роды, кладите в пакет мужа. Хотя, массажер в боксе был, да и не надо мне было ничего, там уже была работа. На радостях я все время забывала с себя что-то снять (должен остаться только халат на голое тело), и медсестра все отправляла меня в палату дораздеваться… Наконец, я справилась с этим несложным заданием, идем к лифту, звоню мужу и говорю, что рожаю уже совсем, хоть полчаса назад я еще совсем-совсем не рожала. Предупреждаю, что все отключаю, его в приемном покое проводят ко мне. Едем в лифте, медсестра все радуется, что я не задержалась с родами, и что спокойная такая. Лифтерша тоже говорит, что обычно все спускаются вниз в страхе. А я говорю, что мне уже бояться нечего, это девять месяцев надо было бояться – впереди так много времени и неизвестность, а сейчас-то что? Радоваться надо, часа через два уже своего малыша сладкого увижу… В боксе меня переодевают в сорочку, укладывают на кушетку и ненадолго оставляют одну. Я смотрю в окно на солнышко, клонящееся к закату, и понимаю, что это – солнце того дня, когда я встречусь с сыночком. Какое же это волшебное солнце и волшебный закат!!!! Приходит акушерка. Знакомимся: ее зовут Света, она тоже просто чудо, все роды будет со мной. Затем появляется врач, которая КТГ делает, тоже очень замечательная, мне со всей бригадой просто нереально повезло. Сначала укладывают меня на бок, начинают снимать показания, но не получается, на схватке датчики съезжают и показывают мой пульс – 80, такое к карте подшивать нельзя, потому что по факту – это сердцебиение ребенка, и если бы оно на самом деле было таким, меня надо срочно оперировать. Врач гладит меня по волосам, называет дочкой, просит потерпеть и полежать на спине, иначе не снимем нормальных показаний. Я конечно, без вопросов соглашаюсь. Показания хорошие, вот только на спине лежать уже тяжеловато – потуги начинаются, поэтому я на схватке с потугой включаю собачку и хватаюсь рукой за поручень кровати, так легче. В голове крутится одна мысль: успеет Леша или нет. Я спокойно настраиваю себя на то, что если не успеет – это не конец света. Нельзя психовать, надо силы беречь. И тут я слышу родной и любимый голос в коридоре! Как же я обрадовалась, как мне стало легко и спокойно! И первая фраза, мелькнувшая в голове, была довольно идиотской – теперь и расслабиться можно. Тут же я себя поругала за такое. Что значит расслабиться? Рожать-то мне, муж за меня это не сделает… Можно просто радоваться, но не расслабляться и работать дальше. Все, моя рука в его руке, теперь все точно будет великолепно, как же иначе? Датчики снимают, можно лечь на бок, потуги уже сильные. Напрягают, конечно: ощущение, что тебя сейчас разорвет. Хочется что-то сделать, но тужиться пока нельзя. Периодически заходит Татьяна Вадимовна, все спрашивает, не отошли ли воды, но они как-то не торопятся. Наконец при очередном осмотре чувствую что-то теплое… Воды… Зеленоватые… Не очень радостно. Все говорят, что сегодня - день зеленых вод. Дальнейшие потуги переживаем на боку. Правую ногу надо поднимать, но при этом оттягивать от себя. Здесь Леша просто все делал за меня, это очень существенно силы экономит. При этом он просто волшебно расслаблял меня между схватками, как советовала Марина Робертовна, я даже умудрялась дремать, хотя под конец интервал был уже секунд 30, наверное. Еще удивилась, когда Леша меня спросил между схватками, больно ли мне: в перерыве – совершенно не больно… В схватку было, конечно, больно уже на самой потуге, но я до сих пор думаю, классифицировать ли это как боль или как сильный дискомфорт? Потому что я даже про себя ни разу не подумала: «я больше не могу», не то что сказать это вслух. Разрешают тужиться. Конечно, первые три раза делаю это неправильно – в лицо… Так и знала, это же невозможно на курсах оттренировать. Думаю, моя ошибка была такой, как у 99,9% всех женщин – я вдыхала, прижимала голову к подбородку и тут же выдыхала, в результате, не было у меня того столба воздуха, которым, собственно, и надо вытуживать малыша. Я думаю, это из-за того, что в реальной жизни в период сильного напряжения мы вдыхаем и быстро выдыхаем, а здесь выдыхать было нельзя. Опять возвращают меня в позу на бок. Сначала ухожу на кривую дорожку – начинаю думать, какая я убогая, тужусь неправильно, не помогаю сынуле, потом мысленно себя останавливаю: нытьем я ему точно не помогу; останавливаюсь и пытаюсь убедить себя в том, что на следующей потуге все получится правильно. На четвертый раз мне удается потужиться нормально. Слышу, как Татьяна Вадимовна со Светой говорят друг другу, что уже так хорошо волосики видно. Как же это окрыляет! Опять возвращается позитивный настрой, я понимаю, что мы совсем на финише. И тут — волшебная фраза, что можно на кресло. Какое счастье! Хоть в седьмом роддоме и не так, как в первом, – нет кровати-трансформера, процесс перехода с кушетки на кресло проходит незамеченным, словно меня кто-то перенес. Все опять закружилось-завертелось. Бахилы. Они такие приятные и теплые. Оказывается, ноги замерзли. Вопрос, нужен ли неонатолог уже. Сначала ответ — нет еще. Через пять минут на тот же вопрос отвечают, почему он еще не на месте? Леша спрашивает, выйти ли ему. Мы оба обговаривали это миллион раз и оба не хотели, чтобы он присутствовал в этот момент, но я почему-то три раза говорю, что не знаю. Вернее, понятно, почему: моя рука – это его рука, я не представляю себя без него и отдельно от него, если он выйдет. Рожать будет, кажется, только часть меня. Конечно, он остается. Я тужусь, и тут происходит момент жестокого неадеквата с моей стороны – я думаю, что на потуге просто прижимаю подбородок к груди, а на самом деле, почему-то сажусь на попу с практически вышедшей уже головой ребенка между ног. Ужас, конечно, но на тот момент, видимо, я была уже слегка не в себе. Муж опять очень помог, держал меня вместе с врачом и акушеркой. Снова потуга, и я ощущаю просто нереальное жжение в промежности, понимаю, что сейчас порвусь просто в нескольких направлениях. Вижу, как Татьяна Вадимовна со Светой переглядываются, хором говорят «эпизио», и меня стригут… Боли нет никакой совершенно, ее и не может быть, так как на схватке и потуге голова малыша так давит, что пережимает все нервные окончания, поэтому ощущается только гигантское облегчение. И на следующей схватке врач слегка надавливает мне на живот — и появляется на свет наш самый долгожданный и обожаемый человечек. Всё в моей голове опять идет яркими вспышками. Сначала я ощущаю, как мигом, словно лопнувший воздушный шарик, сдувается мой живот, и мне становится все видно, потом я слышу крик… Боже, это самый прекрасный крик на свете, его можно слушать вечно, и сыночек, видимо, это понимает, потому что кричит и кричит, призывно, громко! Врачи уже смеются, говорят, что все поняли, а он все кричит! Параллельно я слышу всплеск – водой заливает не только врачей, но даже Леше достается, хоть он и стоит у моего плеча. Права была Елена Анатольевна, которая последний месяц предупреждала меня о многоводии, хоть УЗИ это и не подтверждало. Мы с Лешей, одуревшие от счастья, только переглядываемся и говорим друг другу: «Ты слышишь, ты слышишь, КАК он кричит, наш мальчик…» Потом сокровище выложили мне на живот. Мне, конечно, казалось, что он не такой грязненький, как все остальные новорожденные. Пару дней назад спросила об этом у Леши. Он засмеялся и сказал, что Витюша был весь в крови и зелененький (воды-то зеленые были, вот на нас и оказался меконий). Все-таки, отцы смотрят на детей несколько другими глазами, чем мамы! Я до родов много читала, что когда малыша еще немытого выкладывают на живот, его нельзя трогать, но это же невозможно, я все пыталась погладить свою кровиночку, а Татьяна Вадимовна просто молча убирала от него мои руки. Я почему-то думала всегда, что когда мой малыш окажется впервые в моих руках, я буду рыдать от счастья, а слез не было совсем. В голове играл Лондонский симфонический оркестр, пел хор Турецкого и танцевал Дважды Краснознаменный Академический ансамбль песни и пляски Российской Армии имени А.В. Александрова – вот как мне было хорошо! Витюшу забрали на первые в его жизни водные процедуры, а мне предстояли вещи не столь приятные. Во-первых, ощупывание матки на предмет сокращения. Честно скажу, для меня это было самое болезненное во всем родовом процессе. Я и стонала, и руками махала, и зубами в халат мужа впивалась, чтобы вести себя прилично. В общем, бррр… Затем меня укололи и начали штопать. Татьяна Вадимовна, пока зашивала меня, все радовалась, что я осталась в роддоме, и говорила, что с моим спокойным отношением я бы в лучшем случае в приемном покое родила — потому что, когда бы я решила поехать в роддом, неизвестно. И еще успокаивала, что шовчик будет незаметный, как будто она мне на лицо его накладывает. Зашили меня просто ювелирно, как обещали. Все последующие дни в роддоме каждая медсестра, обрабатывавшая мои швы, восхищалась ими. После помывки и всех обмеров (к слову, головушка у сынули оказалась 38 см при норме в 33, еще бы мне не делали эпизио), закутанный Витюша, гревшийся под лампой, вдруг начал монотонно кряхтеть на одной волне. На тот момент мы уже знали от неонатолога, что с одной стороны у нас – все хорошо, все рефлексы мы продемонстрировали прекрасно, но по некоторым параметрам сынуля на две недели не дозрел. Удивили! Я всем врачам талдычила свой реальный срок всю беременность, но меня никто не слушал. И это кряхтение — тоже признак недозрелости и гипервозбудимости. Обычно детки либо кричат, либо молчат. Минут сорок за сынулей наблюдали, но кряхтение не прекращалось, пришлось забрать малыша в детскую, так и не приложив к груди. После этого мне сразу поставили сокращающую матку капельницу, и мы с мужем, усталые, но счастливые безмерно, остались в боксе вдвоем… Конечно, сначала я позвонила родителям. Леша в это время отправлял смс самым близким друзьям. Счастливые безмерно мама, папа и брат вырывали друг у друга трубку, что-то кричали, параллельно общались по городскому телефону со всей нашей многочисленной родней, в общем — во всем ощущалась радость новой жизни. Потом мы с Лешей просто смотрели друг на друга и постоянно говорили, какое же это счастье. А еще он все время поил меня водой: я вспомнила, что не пила с девяти утра. Я немного попереживала, что оставила мужа на все роды, и пытала его, не видел ли он чего ужасного. По мне, он видел лишнего. Зачем смотрел, как мне эпизио делают? Но так как он сказал, что самое страшное, на его взгляд, в родах – это плацента, я решила, что никакой непоправимой душевной травмы роды ему не нанесли… Опять проверяли на ощупь матку, и опять я размахалась руками, забыв, что я с катетером… Ну, не могла я это терпеть… В 23.20 за мной пришли с каталкой, переползла я на нее и мы отправились на третий этаж, мест на четвертом в платных палатах пока не было. Лифтерша, та же, что принимала меня в роддом и везла в бокс, очень сильно обрадовалась, увидев меня все в том же прекрасном расположении духа. Самое забавное — это спускаться с каталки на роддомовскую кровать: разница в высоте где-то с метр… Сразу принесли какие-то таблетки для швов и разрешили мужу сбегать в ОПБ на 5-й этаж и принести все мои вещи, а также снизу забрать вещи малышу. Все-таки, хорошо, когда муж рядом, даже в таких мелочах. Потом мы еще минут десять поговорили, и Леша уехал. Был уже первый час ночи, а завтра ему, бедняге, на работу… Я осталась в темной палате, безмерно уставшая, но на невероятном эмоциональном подъеме, осмысливать новую для меня роль – МАМЫ! Страницы отчета |
|
