ЛЯЛЬКИННовая жизнь…Для меня, наверное, она действительно такой и началась – Новой. Уснула с пузиком, проснулась без него. Где, чего??? Принесли, показали, унесли, как и не мама я вовсе. Весь день кушать ничего не разрешали, я после наркоза вливала в себя жидкость литрами, голоса не было совершенно. Хотелось кашлять, но пришлось выбирать — или откашляться после той трубки, которую мне засовывали в рот во время операции, и при этом загибаться от боли в животе, ведь именно туда отдавался кашель, или хрипеть и терпеть. Выбрала второе. 14 августа. Вечер. Сказали вставать с постели, а то так неизвестно сколько можно пролежать. Вот они говорят — вставать, а сами-то пробовали, интересно? Короче, картина маслом: полчаса вставала, всё болит, ничего не помогает, ходишь, как старая кляча, да еще и в туалет заставляют сходить. Вот пристали, сами говорят, что кишечник еще на место не встал, да еще и вздулся, а им еще и в туалет надо сходить. Короче, пока меня не перевели в палату и добрые коллеги по работе не принесли мне питьевую «Активию» с черносливом и злаками, эта радость меня не настигла, а произошло это на четвертые сутки после операции. Вот такая вот петрушка.
Еще врачи надо мной смеялись, шутили, что наверное, забыли у меня в животе еще одного ребеночка, так как я как будто и не рожала, живот шестимесячный, не меньше, да еще какой-то смешной формы. На третьи сутки после операции меня перевели в vip-палату третьего роддома. Холодильник, раковина, пеленальный столик и всего две кровати. И самое главное в этой палате — что тебя могут навещать родственники, ведь именно к ней ведет пожарная лестница, по которой все посещающие могут к тебе подняться и передать что-то вкусненькое. Правда, примерно двое суток я пила только теплый куриный бульон и ела манную кашу.
Моя соседка, уже довольно взрослая женщина, и тоже после кесарева, лежала тут давненько, ей уже приносили кормить малыша, а меня пока не радовали, только в вечернее кормление принесли показать на пару минут. Опять смотрела на него, как не на своего. Похож на маленького Чингисхана, весь черный. Чувство материнства так и не появляется.
Еще одно неприятное воспоминание — сокращающие уколы: мне их не только кололи, но еще и капельницу ставили, объяснив это тем, что матка после такого гигантского плода заслуживает большего внимания, чем все остальные.
Не могу пожаловаться на утренний обход заведующей роддомом. Тетушка она грамотная, всех внимательно осматривала, правда, ругалась, если к её приходу женщины были не готовы к осмотру, но это мелочь.
Добрый совет моей сокурсницы взять с собой шоколадки очень мне помог. Я набрала шоколадок пятьдесят и раздавала их каждой смене. Взятка это или нет — но одна медсестра так безболезненно делала сокращающие, что я даже прыгать после них могла. Шутка, конечно, но хоть отблагодарить чем смогла. А перед роддомом я всё мучилась, как буду давать эти шоколадки, так как никогда этого не делала, а тут прямо как всю жизнь этим занималась, разлетелись только так.
Моё пребывание в роддоме выпало на самую жару. Помню, когда приходила мама, говорила, что на улице градусов сорок, так у нас — все пятьдесят. Все мы были мокрые, как курицы, а сменные халаты и рубашки нам не давали. Запашок поднимался еще тот, полная дезинфекция, зато если мамочка в халате кормила ребятенка, то на неё возмущались: что она такая-сякая-немазаная, не любит и не заботится о здоровье малыша, а как халат чистый дать, так фигу. Короче, моя мама ездила ко мне каждый день, привезла еще один халат, хотя сначала тут ругались и за то, что в своих ходят. А роддомовскую одежду возила домой стирать, так пару раз за девять суток. Можно представить, какое всё было стерильное. Про гигиену и чистоту вообще: самый известный факт третьего роддома — то, что он старенький, условия проживания здесь не 5*, как я уже писала, но и нельзя палаты назвать «никакими», терпимо. Но вот с душем проблема, один на этаж (не знаю, как в других роддомах). Я, уже пробыв здесь неделю, да еще эта жара, готова была сбежать домой, чтобы просто помыться. НО мало того, что я хожу еле-еле, да еще и после операции, и конечно, не о каком душе и речи идти не может. Мне пришлось плюнуть на всё и попытаться выкрутиться. Приняв позу «буквы ЗЮ» в ванной комнате, я решила помыть голову, и у меня это получилось, Слава Богу, я ничего нигде не намочила, а то одна девушка тоже после операции сама себе навредила — намочила шов, пришлось ей еще на пару дней задержаться в роддоме. Лучше не рисковать… На четвертые сутки, во время вечернего кормления, я блуждала по роддому и вдруг услышала, что меня кричат. Оказалось, что мне принесли моего чингисханчика, а я тут прохлаждаюсь. Принесли мне его, конечно, не кормить, а просто знакомиться. Эта первая наша, так сказать, серьезная встреча запомниться мне на всю жизнь. Когда Владушку положили со мной рядом, он открыл свои большие глазенки и уставился прямо на меня. Именно уставился и смотрел мне прямо в глаза, не отрываясь. И кто там говорит, что в этом возрасте они ничего, можно сказать, не видят и не соображают? Он так на меня смотрел, что я расплакалась. Этот завернутый в пять пеленок кукленыш, оказывается, мой… Вот и чувство материнства начало просыпаться. Мы смотрели друг на друга минут пятнадцать, потом он уже устал и глубоко вздохнул, а я продолжала им любоваться. Какая-то робость и совершено непонятное чувство во мне стали вдруг нарастать, и когда пришли забирать малышей я своего, как от сердца отрывала. На шестые сутки я уже с самого утра ждала, что мне принесут Владика на первое кормление, но этого не произошло, только в 16 часов я дождалась свою малютку… Невозможно забыть это чувство — когда твоя кроха присасывается к груди и с жадностью начинает сосать… Вот оно — чувство материнства, снова нарастает… Еще совсем непонятное, неосознанное, но появляется, и создается впечатление, что с каждой отданной каплей молока оно становится всё больше, всё глубже, всё… Капли слёз навернулись в эту минуту на мои глаза. Неужели я дождалась, неужели этот маленький действительно мой??? Да, он мой, то есть НАШ. Целый час в моей душе и сердце появлялись и сменялись самые разные эмоции, чувства, слова и мысли — и все они были только радостные и необыкновенно воздушные, что казалось, я на седьмом небе от счастья. И это действительно счастье – почувствовать, что ты — мама. Никогда не забудется мне запах ванили: кажется, именно так пахли малыши, когда их приносили на кормление. Теперь уже до самой выписки дни побегут и станут не такими уж и длинными. Теперь я живу от кормления до кормления, тщательно готовлюсь к встрече с малышом, проделываю все необходимые процедуры и жду заветного покрикивания и грохота столов, на которых катают наших малышек. Обидно до ужаса, когда наших крошек привозят уже сытыми, и нам приходится только вытирать их маленькие ротики от смеси. В эти минуты я просто любовалась на сыночка. Но иногда и усталость брала верх, иногда от сладкого посапывания Владика я сама засыпала, но и эти минуты мне казались самыми счастливыми в роддоме. В свободную минуту пытаюсь запечатлеть пухлые щечки сыночка и отправить болящему папочке в больницу лишнюю ММС. Не перестаю сажать батарейку телефона от постоянного просмотра фотографий. Встречаю гостей. Посчастливилось мне встретить у себя в гостях Стрекозу и Жанетку, которые скрасили мои будни своим визитом, за что им безумно благодарна: для меня общение с ними было, как выход в свет. Еще одним подарком был приезд моего супруга, который сбежал из больницы буквально на пару минут, чтобы посмотреть на меня и своего сыночка. Весь счастливый и довольный, он вернулся обратно. Вот так мы оба и жили в своих ПАЛАТАХ. Начинаю считать дни до выписки… Так и знала, что будет пятница. Меня лично это дико расстроило: были на то причины, да и вообще, начался потихонечку послеродовый депрессняк, настроение сходило на нет. В минуту могла расплакаться, в голову опять лезли мысли о кесареве, начало убивать и то, что я не могла поднять собственного ребенка с кровати (ой, как давно это было, даже сейчас не верится, что правда было)... Вспоминается, когда первый раз я попыталась это сделать, чтобы показать маме её внука, то сжала зубы от боли. У меня даже руки дрожали… Обида… Пару раз мне еще приходилось, стиснув зубы, поднести его к окошку и показать свекрам. В какую-то минуту даже казалось, что или сама упаду — или вместе с ним. В такой момент просто железной хваткой его держала и твердила — лишь бы дойти обратно до кровати. Может, кому-то покажется странным, что так было, может, кто-то подумает, что я хорошая фантазерка, но… Так и было, мне совершенно не нужна ничья жалость, и не хочу строить из себя героиню. Может, я такая слабая? Да мне и самой так казалось. Ведь многие из тех, с кем я лежала, уже и на подоконник запрыгивали, и чуть не бегали по коридорам, хотя и они пережили операцию. А я как кляча передвигалась, а при попытке повторить взлет на подоконник меня свернуло в три погибели, что уж там говорить о попытках поднять пятикилограммового ребенка и встать с пружинной кровати, которая под тобой до пола прогибалась. Кстати, одно из испытаний. После того, как моя соседка выписалась, я перебралась на её кровать, так как она не была похожа на гамак, и спать на ней было куда проще, а уж про встать с неё — молчу. Приближались девятые сутки. УЗИ показало, что шовчик подживает, ничего и никого во мне не оставили, разрешили снять швы. Жалко, так хотелось оставить на память этот бантик, чтобы в следующий раз просто, как ботинки, расшнуровать животик, а не разрезать. Страницы отчета |
|
